199. Здравствуйте, дамы и господа!
...Ну вот, а в части пятой и, наверное, уже последней в околофилологическом нашем разговоре, я попробую вспомнить интересные ярославские слова, звучавшие непосредственно вокруг меня. Как и в прошлый раз —
9+
Для начала — пройдёмся с вами по самому главному: по дому.
«Мост». Это самый центр деревенского дома в наших краях, в целом — одна из форм сеней. Если сравнивать с городской квартирой — можно провести аналогию с холлом. Мост — единственное помещение в доме, откуда есть вход во все его части: крыльцо (тоже, кстати, один из вариантов сеней), жилые комнаты, чулан (в наших краях — светлый, с окном), чердак и двор (пристройка к дому, в которой сосредоточено хозяйство, включая и домашний скот). Лишь в пОдпол (подвал дома, погреб) чаще проникают прямо из жилых комнат. Интересно, что на дверях, ведущих на двор, на чердак и в чулан, внизу на одном из углов делался прямоугольный вырез — для свободного прохода кошки.
«Задний мост» — часть двора. В отличие от основного двора, располагавшегося прямо на земле, задний мост примыкает к мосту и находится на возвышении, как и вся жилая часть дома. Чтобы попасть с заднего моста на двор, надо спуститься по лестнице из нескольких ступенек. А ещё именно на заднем мосту базируется такая интересная часть дома, как туалет. Помню, как в детстве деревенские дети любили встречать вашего покорного слугу нехитрыми стихами наподобие: «Ой, цветёт калина в поле у куста, наш Антоша топает с заднего моста», — на музыку Исаака Дунаевского, конечно же. То есть поздравляли тебя с «облегчением», а ты с негодованием бросался сей факт отрицать, — почему-то это казалось чем-то стыдным...
«Проулок» — небольшой проход мимо русской печи на кухню. (Печь стояла посреди жилого помещения, а кухня была как бы за печью.) В проулке висела одежда, стояла лесенка, по которой залезали на печь. А ещё там часто находилась и дверь в подпол, которую открывали, потянув за кольцо.
«Залавок» — тянувшаяся вдоль стен через всю кухню и проулок полка, находившаяся практически под потолком.
«Лежанка» — удивительно, но в относительно небольшом деревенском доме, в котором общее жилое помещение делилось на комнатки обычными дощатыми перегородками, больше похожими на ширмы, а порой и вовсе отсутствовавшими, была и вторая печь! Прямо в спальне, в которую с трудом помещались две кровати, располагалась небольшая приземистая кирпичная печурка. Труба от неё протягивалась через отверстие в перегородке к дымоходу большой русской печи. Это было невероятно приятно — проснуться утром в промозглую погоду под весёлый треск и неповторимый аромат берёзовых дров и очутиться в уютной тёплой спальне! Тем более, что моя кровать как раз рядом с лежанкой и находилась. Ну, а собственно лежать на этой печечке, пожалуй, было нельзя: слишком маленькая, да ещё и труба сверху...
Ну и ещё несколько слов да выражений...
«Полохала». Ударение на второй слог. Так у нас именовали весьма регулярно встречающийся тип людей: те, кто всегда и везде, по любому поводу стремились устроить переполох, панику или скандал (при этом не участвуя в нём). Чуть что — сразу давай кричать по всей деревне: караул, грабют, убивают, и т. п. А потом — в кусты: а я здесь ни при чём! Таких людей и в городе более чем достаточно. А теперь — и в интернете: там они называются «активистами» (не путать с действительно активными гражданами: от «активистов» пользы — ни малейшей).
«Глотник». Так называли людей, которые по любому поводу любят громко поорать — но не так, как представители предыдущей категории. Глотники (от слова «глотка») — это прежде всего скандалисты, те, кому просто необходимо ставить всех вокруг «на место». Второе, сопутствующее значение слова — человек, загребающий всё под себя. И это уже — от слова «глотать». Оба значения — как правило, сочетаются в одном человеке.
«Задуматься». Так в наших краях говорят о продуктах, и прежде всего жидкостях, которые «ещё ничего, но уже начинают слегка подкисать». То есть употреблять в пищу ещё можно, но надо это делать быстро и уже именно допивать. В местностях, где ещё совсем недавно и не слыхивали о холодильниках, это был немаловажный момент! Так и говорили — «молоко задумалось», «супчик задумался» — ешь-пей скорее, а то выливать в помои.
«Оплосный». Это слово означает «бешеный», «дёрганый», срывающийся с места в любую секунду. Употребляли по отношению к кому угодно. «Антошка оплосный», «куры у тёти Раи — оплосные».
«Олиха». Ударение на первый слог. Так называли у нас ольху.
«Осье». Осиное. «Осье гнездо».
«Теплина». С ударением на первый слог. Это — большой костёр, причём именно неоправданно большой. Произносилось со смесью беспокойства и — восхищения. «Ну и теплину запалили!»
«Дрызгаться». Это означает — возиться с какой-то неопрятно-неприятной на вид жидкостью или чем-то на основе жидкости, зачастую изрядно испачкавшись или забрыгавшись при этом. Причём, главное здесь то, что эта жидкость — как бы «недожидкость» или «пережидкость», а нежидкость — как бы с чертами жидкости. Попробую объяснить на примерах. «Устала я с этим тестом дрызгаться». В данном случае подразумевается, что тесто — слишком жидкое, недостаточно пышное и цельное, неприятно, да и весь перепачкаешься. В свою очередь, если речь заходит о жидкости — оная тоже должна быть не вполне жидкой и однородной, а содержать в себе какие-то чужеродно-неприятные «включения». К примеру, насыпал случайно хлебных крошек в молоко, и теперь в нём какие-то хлопья плавают. Тогда говорят — «ну и дрызготина у тебя, да ешь ты аккуратно!».
Впрочем, «тюря» — а это, как мне кажется, общероссийское слово, — одно из моих любимых деревенских блюд. Готовится она предельно просто: в большую салатную миску наливается молоко, литра два, а в него кусками размером в пару-тройку-пятёрку сантиметров крошится буханка чёрного да батон белого хлеба. А потом все вместе едят. Ничего нет вкуснее!
Вот как интересно вышло: все эти слова — у меня «в крови», со всеми мельчайшими оттенками интонации их произнесения, а вот когда надо объяснить их значение другим людям — мне требуется масса усилий, и всё равно я не уверен, что сделал это достаточно понятно. Но — я честно пытался! А в заключение — расскажу вам коротенькую историю из моих родовых мест — Большесельского района Ярославской области.
Дело было в середине двадцатого века. Наш совхоз, который на моей памяти назывался «Ясная Поляна», в те времена был, как теперь говорят, динамично развивающимся хозяйством. В большом количестве окрестных сёл и деревень проживало множество людей. Кстати, многие из них приходились друг другу родственниками; я и теперь могу встретить в тех местах достаточно близкого родича, которого вижу в первый — и последний — раз в жизни.
В общем, жизнь шла, в совхозе была налаженная по тем меркам инфраструктура. В том числе, конечно, и почта. Моя бабушка, которая и рассказала мне эту историю, и сама была почтальоном, но — городским. А вот её подруга Маша — была почтальоном деревенским.
И днём, и ночью разносила Маша в своей сумке письма и документы по деревням и сёлам. Пешком, конечно, в те годы и велосипед был экзотикой. И ночью, и днём... Да, вы правильно поняли, по ночам тоже: ведь к раннему утру люди уже ждут и письма, и извещения, и газеты.
И вот как-то раз летней ночью — часа в два пополуночи — Маша пошла с почтой в соседнюю деревню. Ну, а что такого — деревень в округе много, людей много, чего бояться? Шла Маша по дороге — да и споткнулась.
А споткнулась Маша — о сидящего на краю дороги волка. Волк заворчал, а Маша — в крик, да и бросилась наутёк. Бежала километра два, пока совсем не запыхалась!
Ну, а волк — тот тоже рванул что было сил. Только в другую сторону. Испугался... Да и как было не испугаться? Почтальонши-то — девушки крепкие...
Вот и хорошо, друзья-товарищи, вот и остановимся мы с вами на этом месте — пока жизнь нам ещё чего-нибудь интересненького не подбросит... А она — я знаю! — это всем нам очень скоро устроит. А пока и вовеки — всем всего доброго!..
Ваш А. Б.
13 марта 2018
